В одном из прошлых выпусков газеты мы писали о долгожительнице – Зинаиде Афанасьевне Сорокиной. Будучи совсем еще девчонкой, ей пришлось пройти все круги ада в немецкой оккупации. Вот что она рассказала:

– В первые дни войны мы немцев не видели, в нашей белорусской деревне Жуки, что недалеко от Бреста, никто не появлялся. Пролетали только самолеты, а их войска шли по главным шоссейным дорогам. А потом, в начале июля, они пошли по деревням, стали свои порядки устанавливать, назначать своих представителей. Из людей, недовольных советской властью, стали вербовать полицаев. Ну, и началась «веселая» жизнь.

К этому времени в соседней деревне уже был образован колхоз, и мой дядя был в нем бригадиром. Вот его и 30 колхозников немцы посадили на машины и куда-то увезли. До сих пор никто не знает, где они. Говорят, что там, в лесу, недалеко от деревни, их расстреляли.

Я не могу спокойно смотреть фильм «Брестская крепость», ведь мы жили совсем рядом. Из Бреста многие бойцы прорвались через вражеский огонь и остались по деревням, вроде как работниками у местных жителей. До поры до времени скрывались, а затем стали собираться в партизанские группы, которые потом сформировались в отряды, скрывавшиеся в Налибокской пуще. Она тянулась до самого Минска и стала для врага неприступной лесной крепостью, которой нацисты так и не смогли овладеть. А в конце октября первые партизаны тайно стали появляться в деревнях.

Молодежь забирали на работу в Германию. Ребята уходили в партизаны, девчонки во время облавы прятались по разным оврагам, везде, где кто сможет.

Потом немцы разрешили открыть школы, больницы, и туда на работу были нужны люди. Сразу же из партизанского отряда для нас поступило распоряжение – кому и в какое учреждение идти работать. Нас, отучившихся в гимназии, послали работать в школу, и я, совсем еще молоденькая девушка, начала преподавать математику в 5–7 классах в соседней деревне Остухово.

Партизаны в деревню приезжали ночью, забирали зерно, картошку, продукты, лошадей, потому что они были нужны в отрядах. Нам для школы давали тетради, а мы выкраивали – писали на старых газетах, экономили, чтобы чистую бумагу передать партизанам для печати листовок. Потом мы листовки тайно распространяли в деревне.

Однажды зимой ко мне ночью пришли два партизана, забрали у меня тетради, а мне оставили листовки с текстом нового гимна Советского Союза. Я с утра пошла в школу и все листовки взяла с собой. Ладно, еще не успела раздать. Вдруг, где-то к обеду, смотрю в окно – резко тормозит возок, на котором приехали два полицая. У меня сердце замерло. Не знаю, как сообразила всю пачку листовок бросить в горящую печь-голландку, что топилась в классе. Дверь резко открылась, они вошли, схватили меня под руки и увезли в соседний участок. Оказалось, в эту ночь партизаны, что принесли листовки, попали в засаду. Их расстреляли и обнаружили тетради, что я дала. Меня спасло только то, что начальник полиции был мужем моей подруги, с которой мы учились. Благодаря ему я не попала к немцам. Они разобрались в участке, продержали меня там ночь, а утром отпустили. Его жена вывела меня из деревни, где был участок, и проводила немного по дороге. Идем, а навстречу на подводе едут мои мама и тетя. Им сказали, что меня расстреляли, и они поехали забрать меня и похоронить. Я посмотрела на маму, а у нее голова белая…

Так страшно тогда было. Ночью приезжают партизаны, днем – полицаи. А иногда ночью зайдет, не знаешь кто – партизан или полицай, не знаешь, как и что ему говорить, какому Богу молиться.

Однажды школу, где мы работали, партизаны сожгли, потому что в ней должны были расселить войска генерала Власова, перешедшего к немцам. Их распределили по домам. Они прожили недели две, и вдруг я получаю повестку, что должна явиться к ним. Папа говорит: «Нет, дочка, не ходи. Будь, что будет». И вот повезло что ли так – они в эту же ночь получили приказ сняться и уйти. А так я и не знаю, что бы со мной сделали.

Три года я жила и работала в оккупации, а в июле 1944 нашу территорию освободили.

Записала Маргарита Ткач