О Виталии Николаевиче Крюкове я раньше был наслышан просто как об одном из лучших преподавателей Белебеевского техникума механизации и электрификации сельского хозяйства, работавшем здесь на финише минувше¬го столетия. А интерес мой к нему был как к ветерану Великой Отечественной войны. Прежде всего, потому, что из трех ныне здравствующих фронтовиков - бывших сотрудников данного учебного заведения - он до сих пор оставался вне внимания нашей журналистской братии. Об остальных двух - А.Г. Бабушкине и A.M. Ключникове мы уже писали...

Так вот, преподавателя немецкого языка Крюкова в техникуме помнят как способного, умелого педагога и скром¬ного, порядочного, трудолюбивого чело¬века. А как о ветеране войны - никакой информации. На собраниях и митингах не выступал, в президиумах не сидел, воспоминаниями о своей воинской служ¬бе не делился - это все, что я услышал в ответ на свои вопросы о солдате Крюко¬ве. Лишь однажды кто-то из преподава¬телей сказал: «Он, кажется, был в плену». Забегая вперед, скажу, что это самое «кажется» подтвердилось в разговоре с близкими Виталия Николаевича...

Собираясь на встречу с ветераном, я старательно подбирал вопросы, чтобы, не дай Бог, не оказаться в роли следова¬теля и невзначай не оставить в душе че¬ловека какую-то обиду или огорчение. К сожалению, Виталий Николаевич оказал¬ся болен и не был в состоянии общаться с кем-либо. Что тут поделаешь, возраст есть возраст, нынче ветерану исполняет¬ся уже 94 года. Тем не менее, глаза не потеряли живого блеска и осознанного восприятия окружающих. Скажем, за¬местителя директора техникума Римму Саяхову, сопровождавшую меня в этой «командировке», он узнал сразу и в знак уважения к своим гостям даже попытался подняться с постели. Хозяйка дома, суп¬руга ветерана Зоя Герасимовна привыч¬ным движением поправила ему подушку и провела ладонью по голове: все хоро¬шо, не тревожься, лежи спокойно...

В начале разговора я попросил хозяй¬ку показать военный билет Крюкова. По записям в нем видно, что Виталий Нико¬лаевич был призван на воинскую служ¬бу в декабре 1940 года. Войну солдат встретил артиллеристом зенитной ар¬тиллерии малого калибра 35 отдельной зенитной дивизии, дислоцированной на территории Украины. Но воевать ему до¬велось лишь по июль 1941 года. Далее в билете - никаких данных, просвет, неиз¬вестность, вплоть до октября 1945 года, когда воин стал «рабочим 6-го отдельно¬го рабочего батальона». В страничке о ранениях есть запись: «6 июля 1941 года легкое ранение». И все.

Как солдат оказался в плену? Я не стал бы задавать этот вопрос, будь Виталий Николаевич даже в состоянии разговари¬вать с нами. Это во-первых. Во-вторых, при любом варианте ответа считаю себя не вправе давать оценку действиям и пос¬тупкам участников тех кровавых сраже¬ний. Война беспощадно пожирала жизни, переламывала судьбы и характеры чело¬веческие. В немецких лагерях томились, умирали миллионы наших солдат и офи¬церов, оказавшихся заложниками зачас¬тую не зависящих от себя обстоятельств. Мне хотелось спросить у Виталия Нико¬лаевича лишь об одном: каково было ему там, за колючей проволокой, в лагерных бараках, пропитанных человеческим по¬том, кровью и запахом смерти? Как ему в этих невыносимых условиях удалось вы¬жить, не потерять человеческого лица и веры в жизнь, не почерстветь душой?

Судя по фотографиям прошлых лет, Крюков - не богатырского телосложения, но был хорошо сложен, строен, крепок. В ходе общения с Зоей Герасимовной стало понятно: парень не был слаб и ду¬хом, обладал твердым характером ком¬сомольской закваски. Родился и вырос в одной из чувашских деревень Ермекеевского района. До призыва в армию окончил педучилище, получил диплом учителя начальных классов. По расска¬зам супруги, еще тогда отличался му¬зыкальными способностями, играл на баяне, пел, участвовал в художественной самодеятельности.

Как двадцатилетний парнишка с песенно-музыкальной душой смог выжить в фашистском аду? Но ведь и потом вои¬нов, побывавших в плену, родина встречала не с распростертыми объятиями. Если там они были чужими для врага, то здесь они оказались чужими среди сво¬их. Из истории мы знаем, какие испыта¬ния и унижения пришлось пережить им после возвращения домой. Возможно, именно поэтому солдат не считал нуж¬ным рассказывать кому-то о пережи¬том, обращаясь к воспоминаниям лишь в своих мыслях? Это, я считаю, было еще и проявлением деликатности по отно¬шению к близким, дабы не огорчать их тяжелыми воспоминаниями о войне. Де¬ликатности, которая не исключает таких свойств, как твердость характера и боль¬шая душевная сила.

Из монолога Зои Герасимовны:

- После окончания Уфимского педин¬ститута я была направлена на работу в одну из школ Ермекеевского района. Там и познакомилась со своим будущим му¬жем. Это было в середине 1950-х годов. За все это время Виталий ни разу не рассказывал о войне. Зная, что ему до¬велось пережить, и я, и дети старались не бередить его душу своими расспро¬сами о прошлом. Убеждена, что он раз и навсегда закрыл для себя эту страничку в своей биографии и не хотел возвращаться к ней ни при каких обстоятельствах.

Галина, дочь Крюковых:

- Отец наш по характеру немногословный, строгий и справедливый. Добавлю - врожденный учитель, педагог. После той войны и всего пережитого за годы лихолетья он нашел в себе силы за¬няться учительской работой, поступить на заочное отделение Куйбышевского пединститута и успешно его окончить. А учился он на факультете иностранных языков... Знаете, я никогда не видела его плачущим... Но однажды к нам приезжал незнакомый мужчина (думаю, бывший сослуживец отца), и они, уединившись, долго о чем-то говорили. Вот тогда один лишь единственный раз я видела его слезы. И лишь единственный раз (тогда я была еще маленькая) он как-то поде¬лился с нами небольшим эпизодом из лета 1941-го. «Когда немецкий эшелон с военнопленными остановился на очередной станции, - вспоминал он, - несколь¬ко наших ребят выпрыгнули из вагонов и кинулись за плодами груш, растущих вдоль железной дороги. Понятно, не из баловства, а из голода нестерпимого... Немцы тут же, на глазах у всего эшелона, расстреляли их из автоматов...»

Да, мы росли, воспитывались в от¬цовской строгости. Он сам был для нас (примером в учебе, работе, отношении к домашним делам, в общении с людьми. Учил бережно, уважительно относиться к хлебу. У нас в семье не допускалось, чтобы на столе завалялась хлебная крошка. При случае отец всегда напоминал: вы не знаете, что такое голод...

И еще. С малолетства учил нас са¬мостоятельности. В учебе тоже. Он нас не опекал, не подтягивал, не подгонял. (Говорил: человек сам всего должен до¬стичь. С помощью книг, учебников. Я ус-пешно окончила школу, затем институт, хотя проблем, связанных со здоровьем, меня было более чем достаточно. Кста¬ти, во время учебы в вузе и потом на работе в школе мои сокурсники, коллеги даже некоторые руководители обо мне торой говорили: «У нее же отец препода¬ватель немецкого языка, потому она им хорошо владеет». Я же воспринимала это с некоторой обидой - при чем тут отец, когда освоила этот язык своей стара¬тельностью, без отцовского «буксира». Конечно, с помощью своих учителей...

Зоя Герасимовна:

- В школах, где нам довелось вместе работать, Виталия Николаевича называ¬ли педагогом от Бога. Я с этим впол¬не согласна. В свое время нам довелось поработать в Знаменской школе. Кстати, замечательный там был коллектив, друж¬ный, творческий. Все учителя участвова¬ли в художественной самодеятельности. Виталий Николаевич играл на баяне, пел. По сути, весь день с утра до вечера мы находились в школе. Нередко по вечерам выезжали с концертом в близлежащие деревни. Однажды дома я завела разго¬вор: «А не попробовать ли нам заняться личным подсобным хозяйством, купить корову, овечек...» - Виталий Николаевич в ответ сказал лишь несколько слов: «Ра¬бота учителя - это дети, школа, а не бу¬ренки в хлеву...»

По воле судьбы нам пришлось переехать из села в Белебей. Вскоре за нами приехала делегация от родителей. Просим, говорят, Виталия Николаеви¬ча вернуться в школу, довести детей до выпуска. По сложившимся обстоятельс¬твам даже при всем нашем желании мы, конечно, не имели такой возможности. Тогда многих школьников из Знамен¬ки родители устроили в Белебее, чтобы продолжили учебу в школе, где работал Виталий Николаевич.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ.

Из дома Крюковых я вышел с легким сердцем: журналистская судьба подари¬ла мне знакомство еще с одной замеча-тельной супружеской четой. С людьми, достойными подражания. С учителями, выбравшими "профессию по призванию. Крюковы - из той плеяды педагогов, кто работал на совесть, не жалея ни сил, ни здоровья, не жалуясь на лишения и труд¬ности жизни. Не рассчитывая на какие-то почести, медали и ордена, хотя их впол¬не заслужили. В том числе и тем, что вы¬растили и воспитали достойных детей - сына и дочь.

Сагит САГИТОВ
Фото из семейного альбома Крюковых