Зима сорок четвёртого выда¬лась лютая. Замерзали и падали на лету воробьи. Морозы под¬скакивали до сорока градусов, свирепствуя и загоняя всё жи¬вое в спасительные норы и вет¬хие избушки. В воздухе стояла густая дымка, скрыв плотным туманом Мало-Менеуз. Очерта¬ния деревеньки, растянувшейся длинной змейкой вдоль речки, едва угадывались по чёрным столбикам дыма, несмело поднимающимся в холодное небо. Печки топили чем придётся, - кизяком, хворостом и соломой.

Еликанида тщетно пыталась хоть что-нибудь увидеть через промёрзшее окно. Ковыряла холодным пальчиком толстый слой наледи, выцарапывая ма¬ленький глазочек во льду. Де¬вочка уже неделю не выходила на улицу. Затосковала, сидя це¬лыми днями на еле прогретой печи.

Альтук возилась у печи. Она, горестно вздыхая о былом, со-бирала на стол скудный ужин. Невеселые раздумья хозяй¬ки прервал настойчивый стук в окно. С грохотом в дверь ввалилась темнобровая сосед¬ка со жгучими сливовыми гла¬зами. Шумно отдуваясь, Мария расстегнула пуговицы кафтана из чёрного полусукна и, скинув шаль, пригладила волосы.

- Альтук, беда, совсем печку топить нечем, - потёрла озяб¬шие ладошки Мария.

- А у тебя под рукой своя лошадь. Тебе все карты в руки. Пойдём ночью в лес, напилим дров. Ни одна со¬бака не пронюхает.

- Там же лесник Ефим без¬вылазно сторожит с топором, - возразила Альтук, привычно пе¬рекинув за спину тяжёлые косы. - Дело рисковое.

- В такой мороз никто не су¬нется! Вряд ли будет в такую стужу обходы чинить. Будет на печке под боком у жены отлё¬живаться! - напирала неуёмная Мария.

Тонкая, изящная с виду Мария имела железную хватку. Если ей что в голову взбредет, колом не выбьешь. Альтук и Мария были почти одногодки и жили рядом. Женщины подсобляли друг другу чем могли и делили по-соседски и печали, и радости.

- В лесочке Шывла-вар ме¬стечко есть хорошее. Берёзки там молодые, ровные, - упрямо гнула свою линию Мария. - Мы осенью там грибы собирали. Я ту полянку с закрытыми глаза¬ми найду. В Каменке-то весь березняк вырубили подчистую для топки паровозов, а ведь до войны там была непроходимая чаща.

У Альтук кизяк ещё был. Сла¬ва богу, дети всё лето труди¬лись. Но заканчивался запас лучины. А без лучины в хозяй¬стве беда. Ни печку растопить, ни избу осветить. А самые хо¬рошие лучины, как известно, из молодой берёзы.

- Ладно, пусть будет по-твоему, - бросила Альтук вино¬ватый взгляд в красный угол, где висела икона Пресвятой Бого¬родицы Девы Марии.- Поедем. Бог не выдаст, свинья не съест.

Молодая женщина привык¬ла во всём полагаться на себя. Надеяться солдатке не на кого. Муж на войне, а устав колхоза запрещал всё: заготавливать для себя дрова, косить сено. Если бы она придерживалась буквы закона, то давно бы уже вместе с детишками перемёрли от голода и холода.

Альтук работала конюхом. Вечерком тихо подогнала к дому Ветрогона, которого выходила своими руками. Подоспели не¬слышно Мария и её крепенькая, ладная невестка Валя с топора¬ми, пилами в руках. Уселись в сани и покатили с божьей помо¬щью за дровами.

Дубовые полозья легко скользили по накатанному сне¬гу. В морозной тишине далеко разносился преступный скрип саней. В холодном безмолвии Альтук напряжённо слушала хруст снега из-под копыт мери¬на, опасливо озираясь по сто¬ронам. При ярком свете луны наконец-то показался молчали¬вый, заиндевевший Шывла-вар. За огромными сугробами снега притаился долгожданный бе¬резняк.

- Вот наши берёзки, - вздох¬нула с облегчением Мария, тре¬вожно молчавшая всю дорогу, - нас дожидаются.

Альтук повернула коня с до¬роги. Обмениваясь редкими ску-пыми фразами, женщины выбра¬ли несколько ровных берёзок и принялись за работу.

— Несподручно в шубе пилить, - разгорячённая от спешной ра¬боты, Альтук сбросила на снег большую шаль и распахнула шубу.

Звуки пилы и топора рас¬тревожили покой ночного леса. Где-то рядом шумно взлетела переполошенная птица.

- Кажись, едет кто, - прошеп¬тала Валя, боязливо вглядываясь в причудливые тени дере¬вьев.

- Вечно тебе чертовщина вся¬кая мерещится, - цыкнула Ма¬рия. - Некому тут ходить.

- Может, зверь какой не спит, - тревожно прислушалась Аль¬тук к таинственным звукам. - В такую погоду добрые люди по лесу не шастают...

Вдруг перед преступница¬ми предстал лесник, тщедуш¬ный сорокалетний мужичонка из Петровки. Спрыгнул ловко, по-обезьяньи, из саней и тут же увяз в глубоком снегу.

- Беспгедел! - возмущался Ефим, по кличке Заячья Губа. —Пгоиз-з-з-з-вол! Да я вас под тйибунал отпгавлю! Сдавайте пивы и топовы! Я забиляю веще¬ственные доказ-з-з-з-атевьства!

Ефим заикался, картавил и не выговаривал половину алфавита. На войну его не взяли, к тому же лесник имел дефект - заячью губу.

- Избы холодные! Детки мёрзнут! - заголосила Валя. - А твои, небось, на тёплой печке сидят! Дозволь и нам хоть не¬сколько берёзок увезти. Не губи! Будь человеком!

- Не лазйешаю! - бросился лесник на женщин с топором. - Вгедители! Я вас всех к стенке пйиставлю!

Мария сразу выходила из себя, когда дело касалось му¬жиков, по той или другой при¬чине увильнувших от призыва на фронт.

- Вредители?! - вспыхнула, как порох, Мария и с ненави¬стью ткнула Ефима кулаком в грудь. - Каждый сморчок оби¬деть норовит! И защитить меня некому! Мой муж голову свою под пули подставляет, а ты... свою дезертирскую греешь на тёплой печке! Поди, супчик го¬рячий каждый день наворачива¬ешь! А мне даже картошку не на чем сварить!

- Стегьва менеузовская! На власть луки пофымать взфумала?! - брызжа слюной, лесник оттолкнул Марию.

Она едва устояла на ногах.

- Ах, ты змей шепелявый! - закричала разъярённая Мария. - На женщин руки поднимать! Как на войну, так увечный! А как на безоружных баб с топором кидаться, так герой! Ну, сейчас мы тебе устроим сладкую жизнь! Сейчас узнаешь, как с нами во¬евать!

Она неожиданно кинулась на лесника и сбила его с ног:

- Альтук! Давай верёвки! - кричала она, пытаясь оседлать Ефимку верхом.

- Завяжем его собственными же вожжами, - рассудила Аль¬тук. - Нам верёвка ещё понадо¬бится дрова подвязывать. Да и следы оставлять ни к чему!

Ругая служивого, явивше¬гося в самый неподходящий час, бабы повалили лесника на снег. Юркий мужичонка упи¬рался, выскальзывал из рук и, чертыхаясь, норовил ударить больнее. Барахтаясь по пояс в снегу, запыхавшиеся бабы с трудом скрутили леснику руки и завязали вожжами.

- Одного мужика наси¬лу втроём одолели, - переве¬ла дух Валя. - И что теперь с этим сморчком дальше делать? – спросила она, поправляя съехавшую в потасовке шаль. - Он же от мороза околеет!

- Привяжем к дереву, чтобы глупостей не натворил! - на-хмурилась Мария. - И кобылку рядышком, чтоб не убёгла в де¬ревню!

- Под тгибунал пойдёте! Я вас всех вывефу на чистую вофу! - шипел лесник, отчаянно пытаясь высвободиться из крепких пут.

- Ты нас не стращай! - обо¬рвала Мария, привязывая его к стволу берёзы. — Нам терять не¬чего! Проболтаешься - прибьём! Был бы понятливее, сообразил бы, что на одних санях много дров не увезёшь.

Бабы спешно погрузили спи¬ленные берёзки.

- Ефим Петрович, прости, если что не так, - сказала Аль¬тук, перевязывая воз арканом. - Поехали мы...

- Бабоньки, я вефь этого не хотев! - в отчаянье захлюпал носом поверженный представи¬тель власти. - Не со зла я! Пли исповнении я, отпустите фомой! - слёзно молил он, пробуя на крепость вожжи. - Не белите глеха на фушу. Не оставляйте фетей сиготами! Лазвяжите!

- Ага, ирод, вспомнил про детей! - злорадствовала Ма¬рия. - А наши пущай замерзают! Подбери сопли, герой.

- Никчёмный, совершен¬но никудышный мужичонка, а глянь-ка, женат, - никак не мог¬ла угомониться Мария. - Теперь любой дурень может жениться! Мужчин путёвых не осталось! Одни увечные, слепые и горба¬тые!

Бабы завернули в Петровку, в дом лесника.

- Хозяйка, вызволяй своего заморыша! - крикнула через порог Мария. - Он в Шывлавар. Поспешай! А то замёрз¬нет, не дай бог.

С неспокойным сердцем Аль¬тук гнала мерина домой. Ещё неизвестно, чем обернётся для них эта ночная вылазка. В ту же ночь Альтук с детьми распилили берёзки на чурбаки и запрятали в подпол.

Ефим это дело замял. Стыд¬но было ему признаться в сво¬ей слабости, да и опасался за свою жизнь. Всем было извест¬но, что менеузовские слов на ветер не бросают.

Дина Гаврилова