Не так много людей, которые знают жизнь своих отцов, дедов и прадедов, работают над закреплением их памяти. А вот жительница г. Белебея, ветеран труда Нина Николаевна Михайлова (Никитина) старательно записывала все о прошлом своего рода, семьи, бережно хранила фотографии, письма. Наша читательница до выхода на заслуженный отдых долгие годы работала бухгалтером в районной больнице, отделе образования. Оставшись в 36 лет вдовой, одна подняла на ноги семерых детей.

В одном из номеров «Белебеевских известий» в 2014 году были опубликованы ее воспоминания о своем отце, скромном сельском священнике, участнике Первой мировой войны, который был дважды арестован в 30-е годы как «враг народа» и около десяти лет провел в ссылке. Недавно Нина Николаевна передала нам еще одну тетрадь с воспоминаниями, где рассказывается о том, как в годы войны жили в тылу.

Сладкий вкус халвы и горечь войны

В июне 1941 года мама поехала в Уфу и меня, восьмилетнюю девочку, взяла с собой показать зоопарк. Хорошо помню, что там было много зверей. Мне особенно понравилось, как белка крутила колесо. С удивлением наблюдала за огромным слоном с цепями на ногах. Мама купила что-то вкусное, а что это было, я не знала.

Мы с мамой находились в Уфе, когда по радио 22 июня 1941 года передали сообщение о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз. Надо срочно ехать домой, а до железнодорожной станции Белое Озеро поездов не было, поехали на речной вокзал. Купили билет на пароход, который ходил от Уфы до с. Табынское. Плыли всю ночь, народу было много. Мама нашла уголок на палубе, чтобы посадить меня, а сама всю дорогу стояла. К утру были в Табынском, через станцию Белое Озеро до деревни Чувкармалы (от ред. – сейчас д. Чуваш-Карамалы Аургазинского р-на) добирались пешком. Так началась жизнь в тылу.

Жила и думала, чем же мама угостила меня в то лето. Узнала только в 1955 году, когда уже была замужем. Муж приехал на Пасху на каникулы (учился он в духовной семинарии в Саратове), и я сходила в магазин. Пришла и говорю маме: «Халву привезли в железных банках». Она сказала: «Иди, купи». Когда открыли банку, я попробовала и вспомнила вкус сладости, что мама купила тогда.

Опустели дома за лето

В июле 1941 года на станцию Белое Озеро стали прибывать составы, нагруженные чем-то. Возле станции образовались огромные кучи из выгруженных товаров. Лежали они до конца войны, только тогда мы узнали, что это были станки и оборудование эвакуированных заводов.

Мужчин начали призывать на фронт. На нашей улице все дети остались без отцов и братьев, а до войны в каждом деревенском доме было по двое-трое мужчин. Хорошо помню, как мамин старший брат пришел к нам проститься. Уходя, он плакал: «Вернусь ли, не знаю. Одному Богу ведомо, что меня ждет». Дядя не вернулся, только одно письмо получили от него с фронта. Потом пришло извещение, что он пропал без вести. Так и не знаем, где он погиб. А вот дядя Николай, младший брат мамы, который ушел в армию в 1939 году, вернулся домой с множеством боевых наград в мае 1946 года. Во время войны он служил в разведке. Это было чудо, что он уцелел!

Провожала вся деревня

В апреле 1942 года в нашу деревню Чувкармалы прибыл полк. Солдат разместили по домам. Каждая семья приняла по два-три человека. Около месяца новобранцев обучали военному делу, а в мае отправили на фронт. На железнодорожную станцию Белое Озеро полк провожала вся деревня. Женщины плакали, видимо, вспоминая мужей, сыновей и братьев, которые находились в это время на фронте.

У моей мамы была швейная машинка, поэтому в 1942 году ей поручили шить фуфайки для фронта. Еще один мужчина, невоеннообязанный, помогал ей. Женщины вязали шерстяные носки, перчатки для солдат. Я тоже умела вязать и помогала собирать посылки для фронтовиков.

В колхозе трудились женщины и подростки. До сих перед глазами, как они шли по улице, несли на плечах лопаты, грабли, вилы, косы. И пели: не унывали люди даже в такие трудные годы! Всех лошадей забрали на фронт, поэтому женщины собирались по пять-шесть человек и пахали огороды сохой, дети кидали клубни. Из картошки пекли хлеб и лепешки.

Помню, как в один год мама сварила на Пасху кисель из картофельного крахмала. Это была райская еда к такому большому празднику! В начале войны семьи, имевшие запасы, жили еще нормально. В 1940 году колхоз выдал за трудодни зерно, и люди размалывали его на ручной мельнице. Тем, у кого запасов не было, приходилось очень тяжело.

Затируха

Наступил 1943-й год. Для нас с мамой он был очень тяжелым. Шить у нее не было возможности, потому что люди обеднели, не приносили больше заказов. Жили на квартире. После того, как нашу семью сослали в Сибирь, дом конфисковали. В 1937 году, когда мы с мамой вернулись в деревню, в нем обитала уже другая семья.

Когда хозяйка дома с дочкой садились за стол, я выбегала скорее на улицу, очень хотелось есть, а у нас с мамой ничего не было. Бабушка – старенькая, больная, живущая со снохой и малолетним внуком, – видела, что мы голодаем, и сказала маме: «Аннушка, возьми у нас ведро зерна, заработаешь, отдашь». Мы сходили, размололи его, начали готовить затируху, перемешивая муку с лебедой, и спаслись от голодной смерти.

После уборки урожая в колхозе люди стали собирать колосья тайком. Если их ловил бригадир, то сажали в тюрьму, даже за зернышки, насыпанные в карманы. Мой дядя, который сторожил кирпичный завод и жил с семьей в пяти километрах от деревни, сказал маме: «Приходи к нам с ночевкой, пойдем колосья собирать». Она принесла два ведра зерна, одно отдала хозяйке квартиры, другое оставила нам. Опять начали варить затируху. Потом односельчане стали приносить заказы на шитье одежды и стало чуть легче. На другой год нам выделили огород под посадку картофеля. Она уродилась крупная, вот было радости!

Дрова возили на тележках. Мама брала меня с собой в лес, говорила: «Ты мне как мышка будешь помогать, и то легче». Из квартиры переехали в дом к моей двоюродной сестре Рае и брату Пете (им было по 16 и 11 лет). Мать у них умерла от болезни, а отец пропал без вести на фронте. Сейчас некоторые жалуются, что жизнь стала тяжелая. Дети за столом выбирают еду: «Это я не хочу, то не хочу!» Мы ценили каждую крошку хлеба.

Молились об окончании войны

Во время войны жители деревни ходили на соленый ключ, который вытекал в 30 км от нас. Сейчас многие знают его как святой источник иконы Табынской Божией Матери в Гафурийском районе. Выходили в путь человек пять-восемь, пока шли к святому источнику, собиралась целая толпа. Мне нравилось шагать пешком, идешь себе, идешь, а усталости нет.

Женщины несли на плечах котомки с картошкой. Пели акафист Божией Матери, канон. Моя мама знала их наизусть. У святого источника находились две ночи, молились до утра. Тогда никаких строений здесь еще не было. Ключ выбивался из-под горы, пещера была длиной метра три. Днем взрослые смотрели на дорогу, не идет ли народ со стороны села Красноусольский. Если видели толпу, тут же брали в руки иконы и шли навстречу.

День и ночь люди молились у святого источника, чтобы скорее закончилась война. Когда умер Сталин, запретили ходить к ключу, но народ пробирался туда по ночам тайком, чтобы набрать святой водицы.

Во время войны были проблемы с солью. Жители деревень, находившихся поблизости от соленого ключа, ставили двухметровые чаны на берегу, наливали в них воду, кипятили, и на дне оседала соль.

Ура! Победа!

Когда закончилась война, я училась в четвертом классе. Учебников не было, бумагу давали только для контрольных работ, писали на газетах, чернила изготавливали из сажи. В нашей деревне телефона, радио не было, школа была семилетней, учиться в 8-10 классах ходили в соседнюю деревню в трех километрах от нас. 9 мая 1945 года ребята прибежали оттуда с радостной вестью. Учительница отпустила наш класс домой. Мы бежали по улице и хором кричали: «Ура! Война закончилась! Война закончилась!»

Долгожданная радость

К утру 20 декабря 1945 года буран, бушевавший всю ночь, стих. Замело все дороги. Бежала в школу по колено в снегу, а она – на другом конце деревни. Пока добралась, первый урок уже начался. Помню, нашей учительницей была женщина, эвакуированная из Ленинграда с двумя детьми. Жилось ей трудно, когда в доме совсем не оставалось еды, она приходила к нам. Мама давала ей несколько картошек.

Вот в дверь класса постучали, а там стоит Петя, мой двоюродный брат: «У Никитиной Нины отец вернулся!» Тут все оживились, радостно загалдели. Это было как маленькое чудо для моих одноклассников, большинство которых потеряли на войне отцов.

Мы с Петей побежали домой. На лаптях, на носках из козьей шерсти нависли маленькие снежные бусинки.

Папа, арестованный как «враг народа», десять лет отбывал срок на Колыме. В тяжелейших условиях на прииске добывал золото с другими репрессированными. Увидев отца, я онемела от неожиданности, ведь я не помнила уже его лица. Когда его забрали, мне было всего три годика, а когда вернулся – 13 лет. Вначале я дичилась его, потом привыкла. Так началась мирная жизнь семьи.

Подготовила Римма Султанова
Фото из семейного альбома